- А ведь еще проблема с деньгами висит, как камень на шее, - шаг у парня сбился. - Стряпчий советовал сдаться и списать эти деньги и, главное не искать встреч с виновниками. Только зря он даже заикался об этом. Очень зря…
Знал Рафи про свою упрямость. Если ему указывали на что-то или не дай Бог, вынуждали к чему-то, то специально наперекор делал. Иногда даже в ущерб себе получалось, но ничего с собой не мог поделать. Характер такой.
- Эти черти, вроде, сегодня новый салон с МОИМИ игрушками открывают, - угрожающе пробормотал он, выделяя слово» моими». - Зайду, познакомлюсь, поговорю… Сожгу все там, к чертям.
Шутил, конечно. Вроде бы.
За разговором с самим собой, и не заметил, как оказался у широкого крыльца. Бросил несколько быстрых взглядов по сторонам, знакомясь с обстановкой. После недавней драки с Воротынским, ожидать можно было чего угодно. Вдруг его дружки или еще кто-нибудь решат с ним поквитаться. Фантазию и мстительность аристократии никак нельзя было недооценивать. Устроить недругу пакость или злой розыгрыш здесь было в порядке дел.
- Реальный ведь серпентарий, - Рафи бурчал себе под нос, неторопливо поднимаясь по ступенькам. Вроде было спокойно, но ухо все равно нужно было держать востро. - Развлекухи здесь такие, что мама не горюй…
Ему сразу же вспомнилась история его знакомой Лизы Мирской, которую местная компания заводил выбрала в качестве своей жертвы и устроила ей полный бойкот. Всем ученикам в гимназии запрещалось к ней подходить, разговаривать. Требовалось просто на просто игнорировать, словно рядом с ними было пустое место. А заводилы всего этого в это время ставки делали, как долго бедная девочка продержится и не сорвется.
- Опа-на! На ловца и зверь бежит, - улыбнулся парень, едва не столкнувшись в дверях с самой Лизой. - Добрый день, Елизавета. Давно не виделись.
Та сразу же отпрянула в сторону от него, словно от прокаженного. И лицо при этом такое жалостливое, испуганное сделало, что у него все желание подходить пропало. Совершенно ясно, что граф Мирский после того памятного разговора запретил дочери даже на пушечный выстрел к нему приближаться, а уж тем более разговаривать. И можно было только догадываться, чего он там наговорил Елизавете. Наверное, обвинил в пристрастии к азартным играм, общении с преступниками и, вообще, в предосудительном поведении.
- Одно слово жандарм, сыскная душонка! - фыркнул Рафи, поминая отца Елизаветы, главу Отдельного корпуса жандармов. - Ни черта не разобрался, а уже наплел с три короба… Теперь, наверное, еще и драку с Воротынским сюда приплетет. Скажет, что я бедного мальчика обидел, как простолюдин, кулаками дрался. А нормально, что в этом бедном мальчике почти центнер веса, он маг и по жизни подонок?
Естественно, вопрос оказался риторическим и бесследно «развеялся» в воздухе, так после себя ничего и не оставив.
- Ничего, все обязательно вернется на свои места…Вот маленько разгребу, и тогда…
Но что «тогда», договорить Рафи уже не успел. Поток гимназистов, в разы уплотнившийся в коридоре, его буквально «вбросил» на кого-то - мягкого, теплого и пахнущего удивительно сладко и волнующе.
- Ты?! - когда Рафи оторвался от стены, куда его толкнули, то наткнулся на удивленный девичий взгляд. - А ну сле…
- Хм… Извините, баронесса, - парень развел руками. Мол, не виноват он. Не специально прижался к ней, само так вышло.
Прямо перед ним спиной к стене стояла Агнешка Кшештинская - та самая блондинка с кукольным личиком, что «липла» сначала к великому князю Сабурову, а потом к его дружку - графу Евгению Воротынскому.
- Преследуешь? - ее глаза сузились, а голос приобрел острою перчинку. Белокурая головка склонилась к плечу, смотрела исподлобья, словно прицеливалась. – Лешеньку Сабурова убрал, а теперь и Женечку на больничную койку отправил. Ему теперь целители месяц челюсть по косточкам собирать будут. Запал что ли?
И каким-то неуловимым, почти кошачьим, движением она приняла позу, выгодно подчеркивающую изящную фигуру. Просто удивительная, едва ли не магическая, способность. Казалось бы ничего особого не сделал, но эффект просто разительный. Чуть изогнулась, коснулась светлой пряди на челке, стрельнула глазами, и все, пиши пропало.
- Точно запал, - усмехнулась девушка, сделав шаг вперед. Грудь с торчавшими сосками, натянувшими ткань белоснежной блузки, едва не уткнулась в него. Такими и проткнуть можно. – Нравлюсь, да?
Ошеломленный таким поворотом, Рафи кивнул. Почему не нравится, нравится. Агнешка умела произвести впечатление, и, естественно, этим пользовалась.
- А ты, Мирский, тоже неплох. Сабуров - великий князь, а о тебя зубы обломал. Воротынского, вообще, одной левой в нокаут отправил. А оба они ведь не самые слабые маги. Ты хорош, - она вдруг притянула его к себе и вцепилась в его губы поцелуем. – И целуешься хорошо. Я это запомню, Мирский.
Резко оторвалась от него и, издевательски захохотав, пошла по коридору. Цок-цок, цок-цок, застучали ее каблучки по мрамору пола. В такт шагам соблазнительно перекатывались упругие ягодицы, туго обтянутые тканью форменной юбки. Попробуй тут отведи взгляд.
Не успел в себя прийти, как на него, словно какой-то вихрь налетел. В бок градом застучали острые кулачки. Раздалось злое шипение.
- Ты, ты! – Рафи развернулся и схватил за плечи красную, как помидор, Елизавету Мирскую. Девчушка начала вырываться, дергаться, шипела коброй. – Как ты мог?! С ней! Ты, ты… подлец!
Вырвавшись из его рук, она с силой залепила ему пощечину.
- Не-на-вижу, - девчонка прошептала одними губами, напоследок «стеганув» его ненавидящим взглядом.
Проводив взглядом удаляющую Елизавету, Рафи осторожно коснулся щеки. Поморщился. Удар у нее, несмотря на изящную худобу, оказался что надо.
- Что это, вообще, такое было? Одна гарцует на тебе всю ночь, вторая целует, третья бьет.
Вновь потрогал щеку, на которой проявился довольно четкий отпечаток девичьей ладошки. Где-то внутри него нарастало странное противоречивое чувство. Та, которую считал врагом, бросается на шею; та, что виделась близким другом, лупит по щекам. Что происходит?
- Бабы, одно слово…
***
Вновь открывшийся салон носил гордое помпезное наименование «Высочайше утвержденное товарищество Брокарь и Ко для увлекательного времяпровождения дам и господ». Первый день, торжественное открытие, и все еще сверкало чистотой и свежестью. Паркет из наборной лиственницы натерт до блеска, солнечный свет заливал огромный торговый зал через высокие в пол окна. Привлекала внимание свисавшая с потолка роскошная люстра со множеством хрустальных шаров.
У стен протянулись стеклянные витрины, предлагавшие вниманию многочисленных посетителей самые разные игрушки. Здесь были и уже набившие оскомину глиняные и деревянные свистульки из Костромы и Нижнего Новгорода, и диковинные миниатюрные куколки из самого Китая, и причудливые головоломки Персии, и необычные заводные механизмы местных мастеров и умельцев. Но главным украшением салона выступали новомодные настольные игры, выставленные на отдельном широком стенде в самой середине салона. Дамы, господа, их дети в матросках и платьишках с восторгом рассматривали раскрытые коробки с стилизованными картами городов, на которых были разложены яркие карточки с названиями предприятий и заводов, крошечные фигурки и игральные кубики для игроков.
- Полный аншлаг, Георгий, - высокий крупный мужчина в дорогом сером пиджаке широко улыбнулся, демонстрируя лошадиные зубы. Николай Брокарь, один из владельцев настоящего салона, определенно был доволен. Его брат, Георгий Брокарь, тоже едва не сиял. - Посмотри, посмотри, какие гости! Это же сам министр общественного призрения с супругой и дочерями!
Повернувшись туда же, Георгий качнул головой.
- Следом сам городничий пожаловал! - они перевели на следующего посетителя, грузного мужчину в белоснежном мундире с орденами. Тот как раз раскланивался с кем-то из гостей. Причем делал это важно, неторопливо, словно показывая своей место. - Кстати, репортеры уже пришли? Ты ведь всех позвал? Скоро придет наш дядя, - Георгий с предвкушением потер ладони. - Представляешь, что потом напишут в газетах про посещение великим князем нашего салона?!