За все годы его службы в должности околоточного надзирателя никогда такого не было, чтобы на улицах такое спокойствие было. Выйди глубокой ночью в темный переулок и никто тебя пальцем не тронет. Кошелек и часы, пальто или шинель, все при человеке останется. Раньше о таком и мечтать нельзя было. За ночь бывало пару мертвяков в канаве находили.
Веретенников, ведь, не поленился и у своих соседей по околотку поспрашивал про эту напасть. Какого же было его удивление, что и у них точно такое же творилось. Вон к примеру, околоток Иваныча, который по возрасту ему годком был, вообще, стал образцовым. Раньше его начальство в хвост и гриву драло, а сейчас грамоты выдает и поощрения выписывает. Как же так?
— Дожил, называется до такой благодати: никто некого не режет, в рожу не бьет, золотые часики не подрезает, гулящих девок смертным боем не бьет. И как теперь жить, прости Господи? Хоть бросай все, и на печку лезь.
Шутки шутками, а на душе у него было тревожно. Нутром чуял, что такое затишье на околотке совсем было не к добру. Ведь, ворье просто так не исчезает без следа. Затихарились, значит.
— Похоже, крупная рыба у нас завелась, — пониманием загорелись глаза у околоточного надзирателя. От пришедшей в головы мысли у него даже спина вспотела. — Очень крупная… Щука всех пескарей разогнала…
Выходит, в воровском обществе новый хозяин объявился. Ничем другим такое затишье было не объяснить.
— Да… Свято место пусто не бывает, — кивнул он своим мыслям. — Неспроста ведь от Старших ни слуха ни духа. Как в воду канули… Наверное, червей уже кормят…
И едва произнес это, нервно дернул головой. Сразу же стал по сторонам оглядываться. Не дай Бог громко это сказал. За такое ведь по головке не погладят.
— Ничего, ничего, — Веретенников наткнулся взглядом на золотые маковки какого-то церкви, и рука сама собой сотворила крестное знамение. — Даст Бог все будет хорошо. Я ведь человек маленький. Мне много не нужно. Дадут пятерку, и слава Богу…
Непростая выдалась неделя. Шебутная одним словом. Рафи, сменив гимназический мундир на простой армяк и неприметный картуз, целыми днями носился по городу с револьвером за пазухой. Помогал Витяну власть в руки брать, решая «скользкие» и дурно пахнущие вопросы.
— Ничего, со временем оботрется, шишек набьет. Может и поумнеет. Жизнь всему научит. А нет, тогда и суда нет…
Он как раз возвращался с очередного такого «разговора». Рамазану, " держащему" в страхе всех центровых воров, пришлось капитально вправлять мозги. Тот все никак поверить не мог, что его время уже ушло и наступили другие порядки. Угрожал, «пальцы гнул», зубы скалил. Мол, в гробу он новый закон видел и теперь никаких Старших на своей шее не потерпит. Целую кодлу — с полсотни здоровых лбов-амбалов с топорами и дубинами — против них выставил. Напугать, а потом и покалечить, хотел.
— А Витян не сдрейфил. С яйцами оказался, — продолжая идти по мостовой, мыслями парень ещё был там, на " разборке" с Рамазаном, паханом центровых воров. Слишком уж «жесткая» случилась история со всем этом. Никак она теперь из его головы не выходила. — Может и выйдет из него толк, если хорошенько натаскать. Материал хороший, поддатливый. Понемногу мозги ему вправлю, чтобы забыл о своих босяцких замашках. Со временем из него нормального мафиози воспитаем, чтобы за порядком следил и всю шваль к ногтю прижал. А я помогу…
С этими словами Рафи многозначительно коснулся кармана, где прятался револьвер. В барабане безобидного с виду дамского пистолета не хватало пары зачарованных патронов, которыми несколько дней назад он разогнал всю шайку Рамазана. Два раза выстрелил и они, как кегли разлетелись в разные стороны. Словом, у него было чем помочь.
Одновременно с помощью в «силовых» акциях Рафи усиленно занимался и «просвещением» Витяна. Парень прекрасно видел, что нормального боса мафии из его товарища сразу не получится. Тот при всех его сильных сторонах — напористости, резкости и жестокости — оставался малообразованным, слишком прямолинейным и зашторенным. И если с неграмотностью и узким кругозором еще можно было что-то поделать, то с остальным все обстояло очень и очень плохо.
— … Дружище, ты пойми, мир не черно-белый! Он не делится только на своих и чужих! — в одну из встреч втолковывал ему Рафи, пытаясь преодолеть его косность в некоторых убеждениях. — Ты теперь не босяк, не пахан сквада с двумя десятками сопливых бойцов с палками, а Старший! Ты стоишь на самом верху, а под тобой — тысячи человек, твоих людей. И чтобы управлять ими, тебе волей-неволей придется разговаривать с властью, особенно с полицией и жандармами…
Витян тут же, как и всегда во время такого разговора, вставал на дыбы. Хорошо хоть теперь рубаху на себе не рвал, как раньше.
— Я не пес позорный, чтобы на задних лапах перед синемундирниками прыгать! Со всеми ними у меня разговор короткий! — цыкал он сквозь выбитый зуб, всем своим видом демонстрируя своей презрение к власти. — Да ни в жисть я не зашкварюсь, понял? Вольный вор никогда с ними не будет дела вести…
Рафи уже выть хотелось от бесплодности разговора. Все его аргументы были, как горох об стенку — мимо и мимо. Никак не воспринимались. Хотелось взять что-нибудь очень тяжелое и врезать новоявленному мафиозо по его тупой башке, чтобы вся его упертость, как в трубу, вылетела. Похоже, никак иначе его и не сломать.
— Говоришь, вольный вор никогда не станет этого делать? — в этот момент парень хитро улыбнулся. Кажется, он придумал, как вернуть разговор в нужное ему русло. — Уверен, что все здесь такие же правильные?
Витян с налитыми кровью глазами, еще не отошедший от жаркого спора, заторможенно кивнул. Чувствовалось, что его вера в незыблемость воровского закона, особенно, для Старших была очень сильна. По-настоящему верил.
— Отлично, — хлопнул в ладоши парень. — А почему же Князь, бывший пахан трёх, вел дела с местным околоточным? Чего кривишься? И не говори, что такого не было? — Витян еще сильнее нахмурился. Похоже, удалось его «зацепить». — Я, когда к вам пришел, много чего такого слышал от пацанов: и про подношение кое-кому из полиции, и про совместные гулянки. Было ведь такое?
«Прижатый к стенке», Витян был вынужден снова кивнуть. Конечно, все это было. Князь, хоть и был мужиком чрезвычайно жестким, но прекрасно знал, с кем нужно дружить.
— А как по поводу Старших? Думаешь, настоящие кержаки были? С кровью и потом воровской закон защищали? — Рафи «зашел с козырей», вспомнив некоторые подробности из жизни недавних королей воровского мира. Он ведь, прежде чем их взорвать, следил за ними. И, естественно, кое-что интересное смог «нарыть». — Так вот… Старшие очень даже неплохо вели дела с жандармами. Не только получали неплохой барыш, но и имели от власти защиты. Странно ведь, что вас, уличную шелуху, все драли в хвост и гриву, а их никто не трогал. А ларчик очень просто открывался — у них была договоренность.
Насупившийся Витян, по всей видимости, не очень в это верил. Видно было, что до сих пор погибших Старших считал настоящими кержаками и защитниками воровского закона. Последний романтик с большой дороги…
— Не веришь мне, спроси свою тетушку. Она-то все это изнутри знает. Ведь, шлюхи и власть, считай, две стороны одной медали. Одно без другого никак не может.
И чтобы Витяна окончательно «добить», парень привел еще пару убойных подробностей про Старших. Рассказал про то, как они сдавали жандармам своих же людей, мелких сошек, которые в чем-то перед ними провинились. Признаться, Рафи для красного словца даже немного приплел кое-чего такого, чего не слышал и не видел здесь. Но для хорошего дела ведь.
— Ну? Че делать-то тогда? — в какой-то момент буркнул Витян, прерывая молчание. Сидел недовольный, чернее тучи. — Под фараонов ложиться?
Спрятав улыбку поглубже, Рафи подсел ближе. Теперь, когда все сдвинулось с места, нужно было работать тоньше. До Витяна должно дойти, что мир вокруг него противоречивый, сложный — серый со множеством оттенков. Здесь совсем не будет простых и однозначных решений, лежащих на самой поверхности. Все его действия в ранге Старшего будут итогом многочисленных компромиссов.